ДВАЖДЫ ОСУЖДЕН БЕЗВИННО

В первый раз чувашский поэт В.Е. Митта был арестован 18 декабря 1937 г. и спецтройкой НКВД ЧАССР приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей за то, «что вел контрреволюционную националистическую деятельность, выразившуюся в том, что в 1927 г. в журнале «Сунтал» опубликовал поэму «Серемре» (В угаре) буржуазно – националистического содержания и в 1935 г на языковой конференции в г.Чебоксары выступил с утверждением о том, что в условиях Чувашии главная опасность – это опасность великорусского шовинизма – русской ассимиляции чуваш».

Наказание отбывал в Чебоксарской тюрьме, затем в Унженском ИТЛ на станции Сухобезводное Горьковской области. Отсидел от звонка до звонка – освобожден 18 декабря 1947 г. в связи с отбытием срока наказания.

Вернувшись в Чебоксары, опальный поэт работы не нашел. И отношение к нему было настороженное. На родине, в с. Первомайское, работал сначала в колхозе, затем – бухгалтером в средней школе. Но свобода продолжалась недолго.

8 апреля 1949 г. последовал новый арест. При обыске изъяли облигации займов на 650 рублей, рукописи на 293 листах, письма к нему родных. В протоколе обыска записано: «У гражданина Митты В.Е. лично ему принадлежащего имущества не оказалось и не имеется. Дом с надворными постройками, в котором он проживал, принадлежит гражданке Митта Аграфене Васильевне, являющейся снохой гражданина Митта».

Опять следствие, допросы, обвинение. Направляя следственное дело в Москву на рассмотрение Особого совещания МГБ СССР, следователи написали: «Сообщаем, что после отбытия срока наказания преступная деятельность В.Е. Митты не установлена. Лиц, скомпрометированных показаниями арестованного В.Е. Митты, нет». Но тем не менее Особое совещание МГБ СССР 11 июня 1949 г. постановило: «Сослать В.Е. Митта на поселение в Красноярский край». За что? Парадокс, но опять за то же, за что он уже отсидел 10 лет.

В архивно-следственном деле хранится письмо на 30 листах, написанное Василием Егоровичем в тюрьме 28 апреля 1949 г. на имя министра госбезопасности Чувашской АССР. И в нем не только звучит вопрос «за что?», но и содержится ответ на него. Автор письма – великий страдалец и мудрый человек, прекрасно разбирался в происходящих событиях. Вот некоторые отрывки из этого письма:

«… Покидая родную Чувашию второй раз так бесславно, мне хочется, гражданин министр, сказать вам несколько слов. Тем, кем именуют меня вот уже 11 лет, конечно, я никогда не был. Несмотря на превратности и издевательства судьбы, смею заявить, я остался советским человеком. Я вижу, в этом сомневаются, но это факт, факт, который легко бы установили здесь при условии добросовестного разбора моего дела, сознавая, что человек, советский по происхождению, характеру воспитания, образу действий и мысли, попавший в трудное положение, заслуживает самого внимательного отношения к себе. Этим вниманием не балуют меня вот уже 2–ое десятилетие. В 1937 году я пошел в качестве дешевенькой иллюстрации к чувашскому национализму, а теперь механически иду как бывший (подчеркнуто автором – В.П.), как человек, представляющий социальную опасность только потому, что в течение 10 лет находился в заключении. И тогда, в 1937 году, и сейчас, 1949 году, никакого следствия по моему делу не было. Требования мои, даже самые элементарные, не удовлетворялись: беспристрастных свидетелей не вызывали, а с пристрастным не давали очных ставок… »

Далее Митта пытается охарактеризовать обстановку в литературных кругах Чувашии 30-х годов. Он считает свою раннюю поэму «Серемре», написанную им в 17 лет, и оцененную в то время националистической , незрелой и ошибочной, но все же не националистической. «Истинный смысл ее был разгадан позднее тов. Эсхель, который сейчас является председателем Союза писателей Чувашии. Как говорил Эсхель, поэма дала нам знать, что с литературной молодежью не все благополучно, что она при известных условиях (при отсутствии политико-воспитательной работы) могла оказаться в лапах националистов…»

Дальше Митта пишет о том, что ведущие силы чувашской литературы с 1933 года распались на 2 лагеря по идеологическим мотивам: в одном лагере – А.И. Золотов, Д.Данилов, В. Шубуссинни, Рзай, Юман, в другом – Краснов–Асли, Митта, Ялавин, Долгов и др. «Особняком - Эльгер и Хузангай, ныне составляющие честь чувашской литературы».

Давая высокую характеристику творчеству В.И. Краснова – Асли, Митта пишет: «Я до сего времени не могу простить себе то, что находясь на воле после ареста Краснова целое лето, не мог оказать своему старшему товарищу и другу никакой помощи. Я был введен в заблуждение сообщениями печати о нем и его арестом. Я не думал тогда, что человека могут держать в тюрьме в силу каких - либо клеветнических наговоров. Я рвал на себе волосы и вопил: неужели я не мог уличить его за столько лет близкой дружбы в контрреволюции и троцкизме? Теперь на опыте собственной трагедии я вижу, что органы следствия способны допустить иногда непростительные ошибки, если не больше, и пользуясь ореолом непогрешимости, мало стараются к их исправлению. Не сомневаюсь, что и мой арест ввел в заблуждение не одного человека на воле: не может быть, чтобы человека держали столько времени в тюрьме без достаточных оснований – гласит наивная мудрость…

Со слезами радости вернулся я в прошлом году в родную Чувашию, полный надежд на творческую жизнь. Прекрасно приняли меня в моей родной деревне мои старые товарищи и друзья, делившие когда-то со мною вместе все радости и горести прошумевшей юности, они отнеслись ко мне с полным пониманием всей глубины пережитой мною трагедии. Живя в стесненных экономических условиях, я в поте лица добывал себе право на гражданскую полноценность – работал в колхозе, переводил книги советских писателей.

Война оставила на мою ответственность пять племянников – сирот, из которых двое Григорьевых, круглые сироты, дети моего родного брата Григорьева Ильи Егоровича, бывшего партийного работника, коммуниста с 1918 г., погибшего в первые же дни Отечественной войны, (буквально нищенствовали до моего приезда – зачеркнуто автором). Кроме них я имею еще родных детей. Ради них я хотел жить, создав себе самый строгий режим во избежание повторных несчастий. И вот мои надежды вновь рухнули. Я оказался виновным в том, что (остался жив - зачеркнуто) был безвинно оклеветан 10 лет назад. Что дальше? Я ничего не вижу. Неужели так будет всегда? Или это уже конец? Где правда, гражданин министр? Митта В. ».

Эти вопросы, конечно же, остались тогда без ответа. Второе наказание поэт отбывал в с. Таловка Б. Муртинского района Красноярского края.

Правда восторжествовала только в 1955 году, когда Коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР признала В. Е. Митта невиновным.
 

Источник: Госархив Чувашской Республики.

Оригинал =>  здесь.